Лариса рейснер фотографии. Лариса Рейснер: судьба самой красивой революционерки. Самая элегантная революционерка

Апрель 15, 2013

Короткая жизнь Ларисы Михайловны Рейснер и по сей день окутана целым ореолом разнокалиберных слухов и домыслов. Говорили, что она лично принимала участие в штурме Зимнего и распределении захваченных сокровищ. Что стирала со стекла царской яхты вензель императрицы, заменив его собственным именем. Поговаривали, что Рейснер предавалась любовным утехам на царском ложе, крутила роман с Троцким и щеголяла на балу-маскараде в Доме искусств в раритетном платье работы художника Льва Бакста. Не только её жизнь, но и детали смерти становятся предметом для яростных споров. Одни настаивают, что Рейснер выпила стакан молока и от этого заразилась брюшным тифом. Другие уверяют, что во всём виноваты злополучные эклеры, которые Лариса Михайловна съела за праздничным ужином. Но сладости или молоко послужили причиной её смерти — уже не столь важно, но факт остаётся фактом: за недолгие 30 лет своей жизни Рейснер сумела оставить свой неоднозначный след в истории.

Лариса Рейснер была молода, обаятельна, хорошо образованна; она вертелась в богемных кругах Петербурга, влюбляла в себя поэтов и простых смертных… Так, например, вспоминал о ней Вадим Андреев: «Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив её, и каждый третий — статистика, точно мною установленная, — врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе».

История, в общем, типична для серебряного века: ведь там что ни женщина – то муза, красавица, интеллектуалка, ну или как минимум – одиозная фигура. Но судьба распорядилась таким образом, что эта приближённая к богеме девушка из хорошей семьи внезапно выбрала для себя революционную стезю с её жгучей ненавистью к буржуям и святой верой в господство мирового пролетариата. А ведь Рейснер могла стать женой Гумилёва. Или декадентской поэтессой. Впрочем, особого литературного таланта современники в ней не замечали. «Была барышня Лариса Рейснер. За барышней ухаживали, над стихами смеялись» , — вспоминал Георгий Иванов. Поговаривают, что оценки Ахматовой были ещё жёстче (что, впрочем, неудивительно: Анна Андреевна за словом в карман не лезла). Возможно, именно поэтому Рейснер ринулась в противоположный стан, вдохновившись, подобно Александру Блоку, «музыкой революции». А ведь предупреждал же её Гумилёв: «Дорогая, развлекайтесь, но не занимайтесь политикой» . Но куда там – разве удержать такую натуру? Задача посложнее, чем оседлать дикую лошадь.

…Лариса Рейснер родилась в семье профессора права Михаила Андреевича Рейснера и потомственной российской аристократки Екатерины Александровны Хитрово. Собственно, домыслы и легенды начинаются уже с этого момента. Говорят, что Рейснер родилась в ночь с 1 на 2 мая 1895 года, но специально указывала именно 1 число: тут соединяются и пресловутый мир-труд-май и Вальпургиева ночь – значительный праздник в Германии, а у Ларисы были немецкие корни. С происхождением, впрочем, история не совсем ясная: по одним данным, род Рейснеров восходит к крестоносцам — рейнским баронам. По другим, что предки Ларисы по отцовской линии — крещёные евреи.

В 1905 году семья Рейснеров переехала из Европы в блистательный Петербург начала ХХ века. Их жизнь в Северной Пальмире была комфортной и уютной: никакой там густой нищенско-кабацкой достоевщины – только лоск и респектабельность. Недаром семейство жило на Петербургской (ныне Петроградской) стороне. Этот район как будто облюбовала элита и богема; судите сами: премьер-министр Сергей Витте, певец Фёдор Шаляпин, ученый Иван Павлов, балерина Матильда Кшесинская, актриса Марья Савина… И список далеко не полон.

Лариса окончила с золотой медалью женскую гимназию, поступила в Психоневрологический университет, в котором читал лекции её отец. В общем, у Рейснер были все шансы для того, чтобы влиться в богемный круг томных интеллектуальных барышень и «юношей бледных со взглядом горящим». Она даже начала писать стихи под псевдонимом «Лео Ринус» (очень, кстати, симптоматично для того времени: мистификации тогда процветали; у одной Зинаиды Гиппиус было не меньше 5 псевдонимов, и все в основном мужские). Но стихотворное творчество Рейснер было пресным, как несолёный суп, и особого успеха у публики не имело. Вряд ли кто-нибудь безошибочно на слух определит, кому принадлежат эти строки: «Как правильно дворца нарядные пороги лепного потолка усиливают гнёт!» — нет-нет, это не Мандельштам, хотя влияние акмеизма налицо. Это Лариса Рейснер, признающаяся в любви Эрмитажу. Кто бы мог подумать, что через некоторое время она же напишет книгу с совсем не поэтичным названием «Уголь, железо и живые люди». Но всё это будет позже. А сначала было судьбоносное знакомство с поэтом Гумилёвым, разумеется, перетёкшим в бурный, но краткосрочный роман (Николай Степанович, как истинный ценитель красоты, хорошеньких барышень не пропускал).

Они были похожи по своему авантюрному складу характера, тяге к путешествиям и экзотике. «Никогда не жить на месте. Лучше всего на ковре-самолёте» , — говорила Лариса. Она бы наверняка смогла стать для него отличной спутницей – и по жизни, и в его странствиях, но этому, казалось бы, продуктивному союзу не суждено было родиться. Предложение руки и сердца Лариса Михайловна отвергла, но Гумилёв недолго горевал и в скором времени уже женился на Анне Энгельгардт. Из Швеции он отправил Рейснер ту самую открытку с напутствием «не заниматься политикой». Лариса, как известно, не послушалась (вполне возможно, что в пику Гумилёву) и бросилась в революционный омут с головой. Впрочем, всё было не так уж неожиданно: ведь отец Рейснер, Михаил Андреевич, уже давно был заражён политическими идеями. Так что дочка в каком-то смысле оказалась благодарной слушательницей. Во время Первой мировой войны вместе с родителями Лариса основала журнал «Рудин», призванный «клеймить безобразия русской жизни». Кто знает, чего в этом было больше: позы, игры на публику или искренней уверенности в своей правоте; но Рейснер действительно удавалось каким-то образом сочетать абсолютно противоположные мировоззренческие позиции: революционный эпатажный пафос и буржуазность. Разумеется, сложно представить, как образованный человек может так отозваться о Зимнем дворце: «Какие-то безвкусные акварели, Бог знает кем и как написанные, мебель модного стиля «модерн»… Какие буфеты, письменные столы, гардеробы! Боже мой!<…> Очень хочется собрать весь этот пошлый человеческий хлам, засунуть его в царственный камин и пожечь все вместе во славу красоты и искусства добрым старым флорентийским канделябром». Стоит ли уточнять, что Лариса Михайловна при этом любила жить по-царски; хоть и писали, что она-де «пила воду из вонючих луж». Но тут имидж (а вовсе не жажда, как в старинном рекламном слогане) был превыше всего. Без сомнений, «товарищ» Ресйнер на самом деле была отнюдь не прочь запить затхлую водичку бутылочкой Шабли и закусить воспетой Игорем Северяниным «стерлядью из Шексны».

Лариса Михайловна стала комиссаром Балтфлота и Волжской флотилии, щеголяя в элегантной морской шинели среди своих верных пажей — революционных матросов. В стане соратников Рейснер встретила своего первого мужа – балтийского мичмана Фёдора Раскольникова (изначально влюблённого в ещё одну прогрессивную барышню –). В 1921 году они поженились и отчалили с болот Невы в душный экзотический Афганистан: Раскольников стал советским послом, а неудавшаяся поэтесса – первой леди. Местный колорит сначала увлёк Ларису, она развлекалась как могла, но потом эта убеждённая авантюристка заскучала, бежала в Россию, а после и мужа бросила, предпочтя ему низкорослого очкарика Карла Радека (опять же, разумеется, соратника, интеллектуала, уважаемого самим Владимиром Ильичём). Вместе со своим гражданским мужем Ларису занесло в Германию, где они сражались на баррикадах так и неудавшейся революции (эти впечатления легли в основу её книги»Гамбург на баррикадах»). Затем Рейснер ездила по Донбассу и Уралу, вдохновляясь деятельностью тамошних рабочих. Экс-петербугская салонная поэтесса на этот раз живописала энтузиазм простого народа в своей саге «Уголь, железо и живые люди». Эта неуёмная женщина и дальше бы воспевала достоинства пролетариата и наверняка забралась в самые отдалённые уголки мира с целью обратить в революционную веру пусть даже австралийских аборигенов, но во всём виноват случай. Точнее, стакан молока.

Она умерла от брюшного тифа 9 февраля 1926 года в Москве в возрасте 30 лет. Впрочем, многие исследователи сходятся на мысли, что Ларису Рейснер в любом случае ожидала трагическая кончина: такие тогда были времена, ведь даже самые преданные певцы советской власти буквально за полсекунды становились врагами народа… И Фёдор Раскольников, и Карл Радек, — все они были перемолоты в жерновах НКВД.

«Ей нужно было бы помереть где-нибудь в степи, в море, в горах, с крепко стиснутой винтовкой или маузером» , — написали о Ларисе в некрологе. Тут невольно вспоминаются строки Гумилёва: «И умру я не на постели, при нотариусе и враче,/ А в какой-нибудь дикой щели, утонувшей в густом плюще» . Впрочем, всем романтическо-авантюрным пророчествам и домыслам не суждено было сбыться: смерть Гумилёва была трагической и страшной; кончина Рейснер – прозаической и нелепой…

* Лариса Рейснер родилась в городе Люблине (Польша), раннее детство провела в Томске, до 1905 года вместе с семьёй проживала в Германии и Франции.

* Младший брат Ларисы – Игорь – стал известным востоковедом и доктором исторических наук.

* Мать Рейснер покончила с собой вскоре после смерти дочери.

* Лариса Рейснер стала прообразом женщины-комиссара, изображённой в пьесе «Оптимистическая трагедия» Всеволода Вишневского. В одноименном фильме её сыграла Маргарита Володина.

* Некоторые черты Ларисы Рейснер легли в основу образа Ларисы Антиповой из романа Пастернака «Доктор Живаго».

Валерия Мухоедова

Прообраз комиссара из «Оптимистической трагедии»

Тесное взаимодействие и близкое общение с Троцким в боях на казанском участке Восточного фронта помогло Раскольникову продвинуться по службе. Осенью 1918 года он был назначен членом Реввоенсовета Республики. Однако военных побед у бывшего мичмана было не так много, как ему хотелось бы.

В конце декабря того же года он по приказу Троцкого предпринял крайне рискованный поход группы из двух красных миноносцев «Спартак» и «Автроил» под его командованием на эстонский Ревель. Но осуществить дерзкий набег не удалось. Столкнувшись с превосходящими силами британского флота, оба корабля вместе с командами были пленены бывшими союзниками по Антанте.

Лариса Рейснер, занимавшая в то время пост комиссара Морского Генштаба, с присущей ей энергией и настойчивостью привлекла руководство флота к разработке плана рейда отряда моряков в Ревель с целью силового освобождения пленников. Более того, она добилась утверждения этого плана военным руководством Республики. Но перед самым началом операции поступили сведения о том, что все пленники переправлены в Брикстонскую тюрьму в Лондон. Освободить Раскольникова вместе с другими пленниками удалось только через 5 месяцев. В конце мая 1919 года их обменяли то ли на 17, то ли на 19 пленных британских офицеров (сведения разнятся).

Однако и после такой военной неудачи Раскольников остался на плаву. По возвращению он был в июне 1919 года назначен командующим сначала Астрахано-Каспийской флотилией. А еще через полтора месяца бывший мичман уже командовал объединенной Волжско-Каспийской военной флотилией (ВКВФ).

Вместе с ним боевой путь флотилии прошла и Лариса. Она была назначена в июне 1919 года на должность начальника культпросвет отдела в только что сформированном политотделе флотилии. Это был достаточно сложный и разноплановый участок военно-политической работы. В состав отдела входили театрально-музыкальная часть, школьно-лекционная часть, а также библиотечное, клубное, спортивное дело и редакция. Со 2-й годовщины Октября начал выходить журнал «Военмор», ставший печатным органом политотдела флотилии. Помогали муж и отец, возглавивший в сентябре 1919 года политотдел флотилии.

Моряки флотилии участвовали в обороне Царицына, вели активные боевые действия на Каспии. Лариса Михайловна участвовала в боевых походах кораблей флотилии, обычно находясь на капитанском мостике. Помимо участия в боях и отправки своих статей с фронта в газету, она писала в журнал «Военмор». Столкнувшись с тем, что часть военморов не умели писать и читать, она решительно взялась за ликвидацию неграмотности. Раскольников издал приказ по ВКВФ от 28 сентября 1919 года №870 о борьбе с неграмотностью. Текст документа был короткий, но выразительный. «Безграмотный, малограмотный и не желающий учиться, - отмечалось в приказе, - есть такое же враг Советской власти, как злейший контрреволюционер и саботажник, и ему не должно быть места в наших рядах». И работа закипела!

Лариса Михайловна успевала бывать везде: в бою, на митинге, на занятиях с безграмотными. Ее образ воссоздал в своей пьесе «Оптимистическая трагедия» бывший военмор флотилии, а затем известный драматург Всеволод Вишневский. Конечно, литературный комиссар мало походил на оригинал. Лариса никогда не носила комиссарскую кожанку. Она предпочитала, по воспоминаниям сослуживцев, либо черную морскую шинель или, чаще всего, нарядные, со вкусом подобранные платья и другие предметы женского гардероба. И, уж конечно, из маузера она не убивала моряков, «желавших попробовать комиссарского тела». Она просто не допускала даже намеков на подобные ситуации.

Многое из пережитого на войне и личные впечатления от участия в боях на воде и на суше Лариса Рейснер описала в своих фронтовых публикациях в газете «Известия», которые позже вошли в книгу «Фронт». С боями флотилия дошла до Баку. Затем в иранском порту Энзели собирали угнанные белогвардейцами корабли каспийского флота. Летом 1920 года боевые действия завершились. Приказом РВС Республики от 7 июня 1920 года «За освобождение Каспийского моря от белогвардейских банд и английских интервентов» Раскольникова наградили вторым орденом Красного Знамени. А личный состав флотилии получил благодарность и премию – месячный оклад жалования. С июня 1920 года Федор Федорович был назначен командующим Балтийским флотом. Они с Ларисой, получившей назначение в политотдел флота, отправились в Петроград.

Жизнь на контрастах

Лариса Рейснер жила без оглядки и не опасаясь пересудов в обществе. Она считала себя выше всяких обсуждений за спиной. И круг общения она выбирала для себя интересный и комфортный. Она одинаково легко общалась с известными поэтами, важными начальниками, простыми матросами и красными командирами. У нее было удивительное качество сразу же становиться своей для людей, с которыми ее сводила судьба.

В то же время, по воспоминаниям знавшего ее более 10 лет Льва Никулина, «она умела постоять за себя, на резкость ответить резкостью, даже больше, чем резкостью». Участвуя в боях на кораблях флотилии, она сохраняла хладнокровие в самых опасных ситуациях. Спокойно сидела где-нибудь на палубе, не мешая команде корабля и спокойно относясь к неформальной лексике военморов в горячке боя.

В ней удивительным образом уживались стремление к роскошной жизни и умение выживать в тяжелых жизненных ситуациях. Вернувшись в июне 1920 года в полуголодный Петроград, она стала раздражать окружающих своим праздным видом и дорогими нарядами. Как супруга командующего Балтийским флотом, она стала устраивать пышные приемы в Адмиралтействе. Разъезжала по городу в автомобиле Морского штаба. Каталась верхом вместе с Блоком по ночному городу. По слухам, даже ванные из шампанского принимала.

Она и раньше не отличалась большевистской скромностью. Любила, по воспоминаниям военморов, покопаться в гардеробах брошенных поместий. Командующий флотилией Раскольников и его старший флаг-секретарь Рейснер располагались на бывшей императорской яхте «Межень». Пользовались царской утварью, устраивали там шикарные застолья и даже на войне жили в свое удовольствие. Лариса, не стесняясь, примеряла наряды расстрелянной императрицы.

Для себя она даже придумала особую формулу жизни и поведения, которая бы заранее оправдывала все ее нескромные дела и нелицеприятные поступки. И свою вседозволенность она объясняла тем, что волею судеб оказалась приближена к верхушке новой власти. «Мы строим новое государство. Мы нужны людям. - говорила она. - Наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти». Поэтому, когда в голодном Кронштадте красные военморы ели суп из селедочных хвостов, на квартире бывшего морского министра Лариса Рейснер встречала гостей за роскошно сервированным столом, за которым прислуживали молодые люди в морской форме.

Но, одновременно с этим, она могла часами работать на коммунистическом субботнике. А потом в рваном ситцевом платье, вытирать лицо мокрой рукой и вместе со всеми звонко и радостно смеяться. Могла переодевшись крестьянкой, в грязной одежде пешком брести по лужам, выполняя секретное поручение. Или, пренебрегая смертельной опасностью, ринуться в самую гущу боя, чтобы подбодрить других бойцов. Такая она была в жизни. Такой ее запомнили современники.

Не задумывалась она и о политических последствиях своих поступков. Так, например, как судачили в партийных кругах тех лет, однажды она попросила мужа взять ее на заседание Совнаркома, членом которого состоял Раскольников. При этом сама нарядилась, как на праздник. Была вызывающе красива, элегантна, благоухала дорогими духами. Завершали наряд модные в то время высокие красные ботинки. На фоне мужчин в потрепанных военных мундирах и поношенных костюмах она смотрелась блестящей аристократкой. Ленин неоднократно косился на нее, постепенно раздражаясь, затем потребовал вывести из зала заседаний всех посторонних. После этого вождь устроил разнос оставшимся наркомам. Впредь пускать на заседания Совнаркома посторонних было запрещено. Раскольников при этом не пострадал, но, как говорится, впечатление о его легкомысленном поступке осталось.

Афганский период другой жизни

В январе 1921 года Раскольников после тяжелого разговора с Лениным подал в отставку со всех постов и вместе с Ларисой уехал на отдых к Черному морю. Впереди их ждала полная неопределенность. Выручила случайная встреча с замнаркома иностранных дел Л. Караханом. В наркоминдел в ту пору была нехватка кадров. Он предложил Раскольникову поехать полпредом РСФСР в Афганистан. Время отдыха пролетело незаметно. А в Кронштадте в это время вспыхнул мятеж моряков Балтийского флота. Через 3 дня после подавления вооруженного выступления военморов на заседании Оргбюро ЦК РКП(б) было принято решение об отправке бывшего командующего Балтийским флотом послом Советской России в Афганистан. Это была опала. Лариса отправилась вместе с мужем в «почетную ссылку». Путь был не близкий – до Кабула добирались почти 2 месяца.

Возможно, здесь еще и примешалась интрига с Троцким. Его интерес был в том, чтобы «избавиться от Ларисы, к которой он остыл также стремительно, как в свое время влюбился. … Троцкий же Ларису все еще интересовал». А председатель РВС Республики с осени 1920 года был уже увлечен другой женщиной. Теперь это была английская аристократка (двоюродная сестра британского военного министра Черчиля) Клер Шеридан. Обладая различными талантами, она в это время работала над бюстом Ленина, который воспринимал ее просто как скульптора. А у позировавшего для своего бюста Троцкого с Клер возникли серьезные отношения, идущие дальше простой любовной связи.

Тем временем «мятежная чета» Раскольниковых энергично взялась за новое дело. Бывший мичман осваивал дипломатический политес. А Лариса стала отправлять очерки об афганской жизни в советские газеты. К тому же она быстро нашла общий язык с женой и матерью афганского правителя – эмира Амануллы-хана. Однако сытая и спокойная посольская жизнь скоро надоели бывшей комиссарше. Уже через год она вместе с Федором стали в письмах просить Троцкого помочь в возвращении на Родину. Тот в ответ присылал длинные, добрые письма, но в них ни слова не было об их просьбах.

А тут еще случилась незадача с прибывшем в посольство новом переводчике. Все дальнейшие события покрыты тайной и недосказанностью. Переводчиком оказался бывший морской офицер, когда-то служивший вместе с ними на флотилии. Личность С. Колбасьева была яркой и неординарной. Писатель-маринист, поэт, приятель Гумилева, морской офицер, знаток радиодела и любитель джаза, к тому же владевший шестью иностранными языками. Его мать была дружна с семейством Рейснеров. В общем, все одно к одному. Поговаривали о его давних близких отношениях с Ларисой, хотя в Кабул он приехал вместе с женой.

И вдруг разразился грандиозный скандал между переводчиком и самим послом. Раскольников дал подчиненному «убийственную» характеристику, почему-то припомнил ему «гумилевщину» и потребовал отзыва из посольства. Формальный повод – спор с послом в присутствии иностранцев. Однако все выглядело не так однозначно. Судя по некоторым фактам, Колбасьев был резидентом военной разведки в Кабуле под «крышей» посольства. Формально он не подчинялся послу по своей службе. К тому же его рекомендовал на работу в Кабул младший брат Ларисы. Игорь Рейснер, как известно, в ту пору учился на восточном отделении Военной академии РККА. Это отделение готовило военных разведчиков. Колбасьева отозвали из Афганистана и направили в посольство в Финляндии. Там из-за предательства связного от Коминтерна у него возник шпионский скандал, который сказался на его карьере.

Неизвестно, что на самом деле произошло в «треугольнике» Раскольников – Рейснер - Колбасьев, но именно в то время она вдруг написала, что восточные женщины «ухитряются грешить, будучи затиснуты между двух страниц Корана». Писала она это скорее о себе самой, только была она «затиснута» между совсем другими страницами. В октябре 1922 года она пишет родителям о сплетнях о ней и Раскольникове, сообщает что скоро ее «в Кабуле не будет». Почему-то жалеет мужа. «Я надеюсь, что Вы не станете больше приписывать мне какую-то фантастическую ложь, - писала она, - а ему абсолютно ни на чем не основанные свирепства и мерзости». А весной 1923 года она бежит из Кабула в Россию и требует от Раскольникова развода.

Опять рискуя жизнью в разведке

Рейснер возвратилась в Москву и окончательно рассталась с Раскольниковым. Неожиданно для всех она вместе с известным большевиком К. Радеком (Собельсоном), ставшим для всех ее гражданским мужем, отправилась осенью 1923 года «делать революцию» в Германии. Связь с невысоким, некрасивым Радеком друзья и знакомые считали необъяснимой. На сей счет переиначили даже пушкинские слова из «Руслана и Людмилы»: «Лариса Карла чуть живого /В котомку за седло кладет». Однако, если принять одну из версий, то это была тайная операция советской разведки, в которой участвовала Лариса. А женатый Радек был ее «крышей», поскольку имел хорошие связи, отлично знал ситуацию и должен был стать одним из вождей революции в Германии. В это время там же находился и ее брат Игорь, как мы помним, сотрудник военной разведки. Такой взгляд сразу же меняет ситуацию. Понятно становится, почему на свидания с Ларисой Радек приходил с малолетней дочерью. Появляется понимание, почему Лариса в своих письмах домой из Германии пишет о своей тоске и полном одиночестве. Утешением стала ее книга «Гамбург на баррикадах».

Во время этой поездки Лариса навестила в Берлине Ольгу Чехову. Именно тогда, по мнению некоторых исследователей, и началась работа Чеховой на советскую разведку. А когда революционный проект провалился и восстание в Гамбурге было подавлено, Лариса сразу же рассталась с Радеком. Но на службе, скорее всего, она осталась. Иначе зачем ей потребовалось разрешение ОГПУ на пистолет «Браунинг» №635481? Повторно Рейснер выезжала в Германию в 1925 года. Под предлогом лечения от малярии, которую «подцепила» на фронте. Вполне возможно, склонная к риску и готовая на опасную авантюру, Лариса Рейснер внесла свой вклад в тайные операции Коминтерна и разведки. Хотя, разведка разведкой, но ничего человеческое ей не было чуждо… Уж очень убивался Радек, когда она умерла.

Роковая женщина

Все мужчины, ставшие ей близкими даже на короткий срок, умерли не своей смертью. Было ли это роковым совпадением или Лариса несла в себе столь смертоносную и разрушительную силу – остается загадкой. Открыл печальный список гениальный Николай Гумилев. Ее первая любовь и, видимо, ее первый мужчина был расстрелян чекистами в конце августа 1921 года как заговорщик. В сентябре 1991 года он был полностью реабилитирован за отсутствием состава преступления. Затем этот список пополнили Карл Радек и Сергей Колбасьев в 1937 году, Федор Раскольников в 1939 году и Лев Троцкий в 1940 году.

При жизни ее часто называли «Валькирией революции». Это имя носила дева-воительница из скандинавских мифов, которая собирала убитых храбрецов на поле боя. Ей довелось пережить лишь смерть Гумилева - своей первой девичьей любви. По официальной версии она умерла 9 февраля 1926 г. на руках у матери от брюшного тифа после пятинедельной борьбы с болезнью в Кремлёвской больнице. Стакан сырого молока привел к трагической кончине. Высказывались и версии об отравлении. Следом ушли из жизни ее мать и отец.

Как бы закончилась жизнь Ларисы Рейснер, если бы Судьба хранила бы ее и дальше? Скорее всего, еще большей трагедией, доживи она до начала массового террора в 1937-1938 годах. Все ее прежние замужества. связи и увлечения не давали ей и малейшего шанса дожить до старости. И на страницах былых времен, вполне возможно, не осталось бы даже ее имени. А сегодня ее образ, немного потертый временем и потускневший в результате преданных гласности новых фактов о ее жизни и деятельности, все равно остается в

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Лариса Михайловна Рейснер (нем. Larissa Michailowna Reissner , (13) мая , Люблин - 9 февраля , Москва) - революционерка, участница гражданской войны в России , журналистка, поэт, писательница. Сестра И. М. Рейснера .

Биография

Родилась Лариса Рейснер в семье юриста, профессора права Михаила Андреевича Рейснера в Польше (Люблин). Официальные документы указывают 1 мая как дату рождения Ларисы Михайловны Рейснер. В действительности Лариса родилась в ночь с первого на второе число, но предпочла указывать в дальнейшем своим днём рождения 1 мая. Во-первых, на этот день приходится большой праздник, отмечаемый в Германии - Вальпургиева ночь (с 30 апреля на 1 мая), а Лариса никогда не забывала о своих (остзейских) немецких корнях, во-вторых, 1 мая - это международный день солидарности трудящихся .

В 1916-1917 была сотрудницей интернационалистского журнала «Летопись» и газеты М. Горького «Новая жизнь ».

В 1916-1917 Рейснер переживает бурный роман с Н. С. Гумилевым , оставивший глубокий след в ее жизни и творчестве (под именем «Гафиза» поэт выведен в «Автобиографическом романе», не опубл. при жизни Рейснер). Встреча Ларисы и Николая состоялась в 1916 году в ресторане «Привал комедиантов», где собирались представители петербургской богемы. Здесь всегда было шумно и весело: пили дорогое вино, читали стихи, спорили о . Увлечение своего супруга Николая Ларисой Анна Ахматова воспринимала спокойно, поскольку подобное случалось многократно. Отношение Ларисы к Гумилёву было крайне эмоциональным и экзальтированным.

Во время войны Гумилев был в рядах действующей армии. Лариса в это время находилась в Петербурге.

Роман Ларисы и Николая оказался недолгим - вскоре выяснилось, что параллельно с Рейснер у поэта были любовные отношения с Анной Энгельгардт, на которой он и женился в 1918 г., что вызвало её негодование.

Также состояла в длительных отношениях с Сергеем Колбасьевым Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]][[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]] .

Революция и гражданская война

В 1917 участвует в деятельности комиссии по делам искусств исполкома Советов рабочих и крестьянских депутатов, а после Октябрьской революции некоторое время занималась работой, связанной с сохранением памятников искусства (в Специальной комиссии по учету и охране Эрмитажа и музеев Петрограда); была секретарём А. В. Луначарского .

После вступления в ВКП(б) (1918) Рейснер делает единственную в своем роде карьеру женщины - военного : в декабре 1918 она становится комиссаром Генереального штаба Военно-Морского флота РСФСР, прослужив до того несколько месяцев комиссаром разведывательного отряда штаба 5-й армии, принимавшего участие в боевых действиях Волжско-Камской флотилии.

Вместе с К. Радеком Рейснер в качестве корреспондента «Красной звезды» и «Известий» побывала в 1923 году в Германии, где была свидетелем Гамбургского восстания . О нём она написала книгу «Гамбург на баррикадах» (1924). Германии посвящены ещё два цикла её очерков - «Берлин в 1923 году» и «В стране Гинденбурга».

После поездки в Гамбург Рейснер рассталась с Радеком, уехала на Донбасс и после поездки написала книгу «Уголь, железо и живые люди» (1925).

Последнее крупное произведение Рейснер - исторические этюды-портреты, посвященные декабристам («Портреты декабристов», 1925).

Смерть

Умерла Лариса Рейснер 9 февраля 1926 в Москве в возрасте 30 лет от брюшного тифа , выпив стакан сырого молока. Мать и брат Игорь выжили. Лариса не оправилась от болезни, поскольку на тот момент была сильно истощена работой и личными переживаниями. В Кремлёвской больнице, где она умирала, при ней дежурила её мать, покончившая самоубийством сразу же после смерти дочери. Писатель Варлам Шаламов оставил такие воспоминания: «Молодая женщина, надежда литературы, красавица, героиня Гражданской войны, тридцати лет от роду умерла от брюшного тифа. Бред какой-то. Никто не верил. Но Рейснер умерла. Похоронена на 20 участке на Ваганьковском кладбище». «Зачем было умирать Ларисе, великолепному, редкому, отборному человеческому экземпляру?» - патетически вопрошал Михаил Кольцов .

Один из некрологов гласил:

Ей нужно было бы помереть где-нибудь в степи, в море, в горах, с крепко стиснутой винтовкой или маузером.

Отзывы о ней

По мнению ряда окружавших ее мастеров слова (А. Блок, З. Гиппиус, Вс. Рождественский), поэтический талант Л. М. Рейснер уступал ее красоте, а несколько манерный стиль не соответствовал бурной, страстной натуре автора.

«Знаменитая красавица Лариса Рейснер, - уточняет Андрей Петров, - любила Гумилева так, что даже соглашалась приходить на свидания в бордель на Гороховой. И когда его в двадцать первом расстреляли, она - уже вполне благополучная советская матрона, жена посла в Кабуле, - как баба рыдала над полученным из Петрограда известием, оплакивая «мерзавца и урода».

Поэт В. Рождественский рассказывал, как посетил «прекрасную комиссаршу» вместе с друзьями Михаилом Кузминым и Осипом Мандельштамом:

«Лариса жила тогда в Адмиралтействе. Дежурный моряк повел по темным, гулким и строгим коридорам. Перед дверью в личные апартаменты Ларисы робость и неловкость овладели нами, до того церемониально было доложено о нашем прибытии. Лариса ожидала нас в небольшой комнатке, сверху донизу затянутой экзотическими тканями… На широкой и низкой тахте в изобилии валялись английские книги, соседствуя с толстенным древнегреческим словарем. На низком восточном столике сверкали и искрились хрустальные грани бесчисленных флакончиков с духами и какие-то медные, натертые до блеска, сосуды и ящички… Лариса одета была в подобие халата, прошитого тяжелыми нитями…» .

«Из Москвы приехала Лариса Рейснер, жена известного Раскольникова, - вспоминала тетушка поэта, М. А. Бекетова. - Она явилась со специальной целью завербовать Ал. Ал. в члены партии коммунистов и, что называется, его охаживала. Устраивались прогулки верхом, катанье на автомобиле, интересные вечера с угощеньем коньяком и т. д. Ал. Ал. охотно ездил верхом и вообще не без удовольствия проводил время с Ларисой Рейснер, так как она молодая, красивая и интересная женщина, но в партию завербовать ей его все-таки не удалось, и он остался тем, чем был до знакомства с ней…»

Лев Троцкий в своих мемуарах («Моя жизнь») так вспоминал о Рейснер:

«Ослепив многих, эта прекрасная молодая женщина пронеслась горячим метеором на фоне революции. С внешностью олимпийской богини она сочетала тонкий иронический ум и мужество воина. После захвата белыми Казани она, под видом крестьянки, отправилась во вражеский стан на разведку. Но слишком необычна была ее внешность. Ее арестовали. Японский офицер-разведчик допрашивал ее. В перерыве она проскользнула через плохо охранявшуюся дверь и скрылась. С того времени она работала в разведке. Позже она плавала на военных кораблях и принимала участие в сражениях. Она посвятила гражданской войне очерки, которые останутся в литературе. С такой же яркостью она писала об уральской промышленности и о восстании рабочих в Руре. Она все хотела видеть и знать, во всем участвовать. В несколько коротких лет она выросла в первоклассную писательницу. Пройдя невредимой через огонь и воду, эта Паллада революции внезапно сгорела от тифа в спокойной обстановке Москвы, не достигнув тридцати лет».

«Не было ни одного мужчины, который бы прошёл мимо, не заметив её, и каждый третий - статистика, точно мною установленная,- врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе». В. Л. Андреев (сын писателя Леонида Андреева)

«Стройная, высокая, в скромном сером костюме английского покроя, в светлой блузке с галстуком, повязанным по-мужски, - так живописал её поэт Всеволод Рождественский . - Плотные темноволосые косы тугим венчиком лежали вокруг её головы. В правильных, словно точёных, чертах её лица было что-то нерусское и надменно-холодноватое, а в глазах острое и чуть насмешливое».

В культуре и искусстве

• Лариса Рейснер стала прообразом женщины-комиссара, изображённой в пьесе «Оптимистическая трагедия » Всеволода Вишневского . [[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]][[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]][[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]] [ ]
• Восторженное отношение к Л. М. Рейснер Б. Л. Пастернака , считавшего её «воплощённым обаянием», дало ему основание назвать Ларисой главную героиню своего романа «Доктор Живаго ».
• О жизни Ларисы Рейснер И. Крамовым написана книга «Утренний ветер».
• В четвертой трилогии цикла «Око силы» Андрея Валентинова , написанной в жанре альтернативной реальности, присутствует персонаж Лариса Михайловна по прозвищу «Гондла» («Гондла» - пьесаНиколая Гумилева , Гумилев ассоциировал Рейснер с Лери, героиней пьесы). Она также замужем за человеком по имени К. Радек.
• Лариса Рейснер не раз упоминается в романе Бориса Акунина (Чхартишвили) «Другой путь» (2015)

Сочинения

• Женские типы Шекспира: 1-2 / Лео Ринус. - Рига: Наука и жизнь, . - 2 т.; 12. - (Миниатюрная библиотека «Наука и жизнь»).
  • Офелия. - 47 с.
• «Атлантида». Пьеса, в альманахе «Шиповник», № 21, 1913
• Гамбург на баррикадах. - Москва, 1924, 1925. - очерки о гамбургском восстании 1923 года.
• Азиатские повести. - Москва, «Огонек», 1925.
• Афганистан. - М.-Л., ГИЗ, 1925.
• Уголь, железо и живые люди. - М.-Л., ГИЗ, 1925.
• В стране Гинденбурга. - Москва, 1926.
• Оксёнов И. - Ленинград, 1927.
• Собрание сочинений. Т.1. - М.-Л., ГИЗ, 1928. - 4 000 экз.
• Собрание сочинений. Т.2. - М.-Л., 1928.
• Фронт. - Москва, 1924, 1928, 1932. - книга очерков о гражданской войне.
• Hamburg auf den Barrikaden. Erlebtes und Erhörtes aus dem Hamburger Aufstand 1923 . Berlin 1925
• Eine Reise durch die deutsche Republik . Berlin 1926
• РГБ , Отдел рукописей, Ф.245. Рейснер Лариса Михайловна: архивный фонд, 1895-1929. - 819 ед. хр.

Экспрессионист­ский, насыщенный метафорами стиль её книг, передающий, как она считала, пафос времени, не принимала пролетарская крити­ка, но именно этот стиль поднимает её прозу, в которой из богатства авторских ассоциаций возникает образ эпохи, над уровнем обычной журналистики.

Напишите отзыв о статье "Рейснер, Лариса Михайловна"

Примечания

Ссылки

Литература

• Пржиборовская, Галина Андреевна. Лариса Рейснер. - М .: Молодая гвардия, 2008. - 487, : ил. с. - (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1086). - ISBN 978-5-235-03073-2.
• Поляк Л. // Литературная энциклопедия: В 11 т. - [М.], 1929-1939. Т. 9. - М.: ОГИЗ РСФСР, Гос. ин-т. «Сов. Энцикл.», 1935. - Стб. 593-596.

Отрывок, характеризующий Рейснер, Лариса Михайловна

– А хочешь, я покажу тебе, как это делать?
Я лишь кивнула, соглашаясь, очень боясь, что она передумает. Но девчушка явно не собиралась ничего «передумывать», наоборот – она была очень рада, найдя кого-то, кто был почти что её ровесником, и теперь, если я что-то понимала, не собиралась так легко меня отпускать... Эта «перспектива» меня полностью устраивала, и я приготовилась внимательно слушать о её невероятных чудесах...
– Здесь всё намного легче, чем на Земле, – щебетала, очень довольная оказанным вниманием, Стелла, – ты должна всего лишь забыть о том «уровне», на котором ты пока ещё живёшь (!) и сосредоточиться на том, что ты хочешь увидеть. Попробуй очень точно представить, и оно придёт.
Я попробовала отключиться от всех посторонних мыслей – не получилось. Это всегда давалось мне почему-то нелегко.
Потом, наконец, всё куда-то исчезло, и я осталась висеть в полной пустоте… Появилось ощущение Полного Покоя, такого богатого своей полнотой, какого невозможно было испытать на Земле... Потом пустота начала наполняться сверкающим всеми цветами радуги туманом, который всё больше и больше уплотнялся, становясь похожим на блестящий и очень плотный клубок звёзд… Плавно и медленно этот «клубок» стал расплетаться и расти, пока не стал похожим на потрясающую по своей красоте, гигантскую сверкающую спираль, конец которой «распылялся» тысячами звёзд и уходил куда-то в невидимую даль… Я остолбенело смотрела на эту сказочную неземную красоту, стараясь понять, каким образом и откуда она взялась?.. Мне даже в голову не могло прийти, что создала это в своём воображении по-настоящему я… И ещё, я никак не могла отвязаться от очень странного чувства, что именно ЭТО и есть мой настоящий дом…
– Что-о это?.. – обалдевшим шёпотом спросил тоненький голосок.
Стелла «заморожено» стояла в ступоре, не в состоянии сделать хотя бы малейшее движение и округлившимися, как большие блюдца глазами, наблюдала эту невероятную, откуда-то неожиданно свалившуюся красоту...
Вдруг воздух вокруг сильно колыхнулся, и прямо перед нами возникло светящееся существо. Оно было очень похожим на моего старого «коронованного» звёздного друга, но это явно был кто-то другой. Оправившись от шока и рассмотрев его повнимательнее, я поняла, что он вообще не был похож на моих старых друзей. Просто первое впечатление «зафиксировало» такой же обруч на лбу и похожую мощь, но в остальном ничего общего между ними не было. Все «гости», до этого приходившие ко мне, были высокими, но это существо было очень высоким, вероятно где-то около целых пяти метров. Его странные сверкающие одежды (если их можно было бы так назвать) всё время развевались, рассыпая за собой искрящиеся хрустальные хвосты, хотя ни малейшего ветерка вокруг не чувствовалось. Длинные, серебряные волосы сияли странным лунным ореолом, создавая впечатление «вечного холода» вокруг его головы… А глаза были такими, на которые лучше никогда бы не выпало смотреть!.. До того, как я их увидела, даже в самой смелой фантазии невозможно было представить подобных глаз!.. Они были невероятно яркого розового цвета и искрились тысячью бриллиантовых звёздочек, как бы зажигающихся каждый раз, когда он на кого-то смотрел. Это было совершенно необычно и до умопомрачения красиво…
От него веяло загадочным далёким Космосом и чем-то ещё, чего мой маленький детский мозг тогда ещё не в состоянии был постичь...
Существо подняло развёрнутую к нам ладонью руку и мысленно сказало:
– Я – Элей. Ты не готова приходить – вернись…
Естественно, меня сразу же дико заинтересовало – кто это, и очень захотелось каким-то образом хоть на короткое время его удержать.
– Не готова к чему? – как могла более спокойно спросила я.
– Вернуться домой. – Ответил он.
От него исходила (как мне тогда казалось) невероятная мощь и в то же время какое-то странное глубокое тепло одиночества. Хотелось, чтобы он никогда не ушёл, и вдруг стало так грустно, что на глаза навернулись слёзы…
– Ты вернёшься, – как будто отвечая на мои грустные мысли произнёс он. – Только это будет ещё не скоро… А теперь уходи.
Сияние вокруг него стало ярче... и, к моему большому огорчению, он исчез…
Сверкающая громадная «спираль» ещё какое-то время продолжала сиять, а потом начала рассыпаться и полностью растаяла, оставляя за собой только глубокую ночь.
Стелла наконец-то «очнулась» от шока, и всё вокруг тут же засияло весёлым светом, окружая нас причудливыми цветами и разноцветными птицами, которых её потрясающее воображение поспешило скорее создать, видимо желая как можно быстрее освободиться от гнетущего впечатления навалившейся на нас вечности.
– Ты думаешь это я?.. – всё ещё не в состоянии поверить в случившееся, ошарашено прошептала я.
– Конечно! – уже опять весёлым голоском прощебетала малышка. – Это ведь то, что ты хотела, да? Оно такое огромное и страшное, хоть и очень красивое. Я бы ни за что не осталась там жить! – с полной уверенностью заявила она.
А я не могла забыть той невероятно-огромной и такой притягательно-величавой красоты, которая, теперь я знала точно, навечно станет моей мечтой, и желание когда-то туда вернуться станет преследовать меня долгие, долгие годы, пока, в один прекрасный день, я не обрету наконец-то мой настоящий, потерянный ДОМ…
– Почему ты грустишь? У тебя ведь так здорово получилось! – удивлённо воскликнула Стелла. – Хочешь, я покажу тебе что-то ещё?
Она заговорщически сморщила носик, от чего стала похожа на милую, смешную маленькую обезьянку.
И опять всё вверх ногами перевернулось, «приземлив» нас в каком-то сумасшедше-ярком «попугайном» мире… в котором дико кричали тысячи птиц и от этой ненормальной какофонии закружилась голова.
– Ой! – звонко засмеялась Стелла, – не так!
И сразу наступила приятная тишина... Мы ещё долго «шалили» вместе, теперь уже попеременно создавая смешные, весёлые, сказочные миры, что и вправду оказалось совершенно несложно. Я никак не могла оторваться от всей этой неземной красоты и от хрустально-чистой, удивительной девочки Стеллы, которая несла в себе тёплый и радостный свет, и с которой искренне хотелось остаться рядом навсегда…
Но реальная жизнь, к сожалению, звала обратно «опуститься на Землю» и мне приходилось прощаться, не зная, удастся ли когда-то хоть на какое-то мгновение её опять увидеть.
Стелла смотрела своими большими, круглыми глазами, как будто желая и не смея что-то спросить... Тут я решила ей помочь:
– Ты хочешь, чтобы я пришла ещё? – с затаённой надеждой спросила я.
Её смешное личико опять засияло всеми оттенками радости:
– А ты правда-правда придёшь?! – счастливо запищала она.
– Правда-правда приду… – твёрдо пообещала я...

Загруженные «по-горлышко» каждодневными заботами дни сменялись неделями, а я всё ещё никак не могла найти свободного времени, чтобы посетить свою милую маленькую подружку. Думала я о ней почти каждый день и сама себе клялась, что завтра уж точно найду время, чтобы хоть пару часов «отвести душу» с этим чудесным светлым человечком... А также ещё одна, весьма странная мысль никак не давала мне покоя – очень хотелось познакомить бабушку Стеллы со своей, не менее интересной и необычной бабушкой... По какой-то необъяснимой причине я была уверена, что обе эти чудесные женщины уж точно нашли бы о чём поговорить...
Так, наконец-то, в один прекрасный день я вдруг решила, что хватит откладывать всё «на завтра» и, хотя совершенно не была уверена, что Стеллина бабушка именно сегодня будет там, решила, что будет чудесно если сегодня я наконец-то навещу свою новую подружку, ну, а если повезёт, то и наших милых бабушек друг с другом познакомлю.
Какая-то странная сила буквально толкала меня из дома, будто кто-то издалека очень мягко и, в то же время, очень настойчиво меня мысленно звал.
Я тихо подошла к бабушке и, как обычно, начала около неё крутиться, стараясь придумать, как бы ей всё это получше преподнести.
– Ну, что, пойдём что-ли?.. – спокойно спросила бабушка.
Я ошарашено на неё уставилась, не понимая каким образом она могла узнать, что я вообще куда-то собралась?!.
Бабушка хитро улыбнулась и, как ни в чём не бывало, спросила:
– Что, разве ты не хочешь со мной пройтись?
В душе возмутившись такому бесцеремонному вторжению в мой «частный мысленный мир», я решила бабушку «испытать».
– Ну, конечно же хочу! – радостно воскликнула я, и не говоря куда мы пойдём, направилась к двери.
– Свитер возьми, вернёмся поздно – прохладно будет! – вдогонку крикнула бабушка.
Тут уж я дольше выдержать не могла...
– И откуда ты знаешь, куда мы идём?! – нахохлившись, как замёрзший воробей, обижено буркнула я.
Так у тебя ж всё на лице написано, – улыбнулась бабушка.
На лице у меня, конечно же, написано этого не было, но я бы многое отдала, чтобы узнать, откуда она так уверенно всегда всё знала, когда дело касалось меня?
Через несколько минут мы уже дружно топали по направлению к лесу, увлечённо болтая о самых разнообразных и невероятных историях, которых она, естественно, знала намного больше, чем я, и это была одна из причин, почему я так любила с ней гулять.
Мы были только вдвоём, и не надо было опасаться, что кто-то подслушает и кому-то может быть не понравится то, о чём мы говорим.
Бабушка очень легко принимала все мои странности, и никогда ничего не боялась; а иногда, если видела, что я полностью в чём-то «потерялась», она давала мне советы, помогавшие выбраться из той или иной нежелательной ситуации, но чаще всего просто наблюдала, как я реагирую на, уже ставшие постоянными, жизненные сложности, без конца попадавшиеся на моём «шипастом» пути. В последнее время мне стало казаться, что бабушка только и ждёт когда попадётся что-нибудь новенькое, чтобы посмотреть, повзрослела ли я хотя бы на пяту, или всё ещё «варюсь» в своём «счастливом детстве», никак не желая вылезти из коротенькой детской рубашонки. Но даже за такое её «жестокое» поведение я очень её любила и старалась пользоваться каждым удобным моментом, чтобы как можно чаще проводить с ней время вдвоём.
Лес встретил нас приветливым шелестом золотой осенней листвы. Погода была великолепная, и можно было надеяться, что моя новая знакомая по «счастливой случайности» тоже окажется там.
Я нарвала маленький букет каких-то, ещё оставшихся, скромных осенних цветов, и через несколько минут мы уже находились рядом с кладбищем, у ворот которого... на том же месте сидела та же самая миниатюрная милая старушка...
– А я уже думала вас не дождусь! – радостно поздоровалась она.
У меня буквально «челюсть отвисла» от такой неожиданности, и в тот момент я видимо выглядела довольно глупо, так как старушка, весело рассмеявшись, подошла к нам и ласково потрепала меня по щеке.
– Ну, ты иди, милая, Стелла уже заждалась тебя. А мы тут малость посидим...
Я не успела даже спросить, как же я попаду к той же самой Стелле, как всё опять куда-то исчезло, и я оказалась в уже привычном, сверкающем и переливающемся всеми цветами радуги мире буйной Стеллиной фантазии и, не успев получше осмотреться, тут же услышала восторженный голосок:
– Ой, как хорошо, что ты пришла! А я ждала, ждала!..
Девчушка вихрем подлетела ко мне и шлёпнула мне прямо на руки... маленького красного «дракончика»... Я отпрянула от неожиданности, но тут же весело рассмеялась, потому что это было самое забавное и смешное на свете существо!..
«Дракончик», если можно его так назвать, выпучил своё нежное розовое пузо и угрожающе на меня зашипел, видимо сильно надеясь таким образом меня напугать. Но, когда увидел, что пугаться тут никто не собирается, преспокойно устроился у меня на коленях и начал мирно посапывать, показывая какой он хороший и как сильно его надо любить...
Я спросила у Стелы, как его зовут, и давно ли она его создала.
– Ой, я ещё даже и не придумала, как звать! А появился он прямо сейчас! Правда он тебе нравится? – весело щебетала девчушка, и я чувствовала, что ей было приятно видеть меня снова.
– Это тебе! – вдруг сказала она. – Он будет с тобой жить.
Дракончик смешно вытянул свою шипастую мордочку, видимо решив посмотреть, нет ли у меня чего интересненького... И неожиданно лизнул меня прямо в нос! Стелла визжала от восторга и явно была очень довольна своим произведением.
– Ну, ладно, – согласилась я, – пока я здесь, он может быть со мной.
– Ты разве его не заберёшь с собой? – удивилась Стелла.
И тут я поняла, что она, видимо, совершенно не знает, что мы «разные», и что в том же самом мире уже не живём. Вероятнее всего, бабушка, чтобы её пожалеть, не рассказала девчушке всей правды, и та искренне думала, что это точно такой же мир, в котором она раньше жила, с разницей лишь в том, что теперь свой мир она ещё могла создавать сама...
Я совершенно точно знала, что не хочу быть тем, кто расскажет этой маленькой доверчивой девочке, какой по-настоящему является её сегодняшняя жизнь. Она была довольна и счастлива в этой «своей» фантастической реальности, и я мысленно себе поклялась, что ни за что и никогда не буду тем, кто разрушит этот её сказочный мир. Я только не могла понять, как же объяснила бабушка внезапное исчезновение всей её семьи и вообще всё то, в чём она сейчас жила?..
– Видишь ли, – с небольшой заминкой, улыбнувшись сказала я, – там где я живу драконы не очень-то популярны....
– Так его же никто не увидит! – весело прощебетала малышка.
У меня прямо-таки гора свалилась с плеч!.. Я ненавидела лгать или выкручиваться, и уж особенно перед таким чистым маленьким человечком, каким была Стелла. Оказалось – она прекрасно всё понимала и каким-то образом ухитрялась совмещать в себе радость творения и грусть от потери своих родных.
– А я наконец-то нашла себе здесь друга! – победоносно заявила малышка.
– Да ну?.. А ты меня с ним когда-нибудь познакомишь? – удивилась я.
Она забавно кивнула своей пушистой рыжей головкой и лукаво прищурилась.
– Хочешь прямо сейчас? – я чувствовала, что она буквально «ёрзает» на месте, не в состоянии более сдерживать своё нетерпение.
– А ты уверена, что он захочет придти? – насторожилась я.
Не потому, что я кого-то боялась или стеснялась, просто у меня не было привычки беспокоить людей без особо важного на то повода, и я не была уверена, что именно сейчас этот повод является серьёзным... Но Стелла была видимо, в этом абсолютно уверена, потому, что буквально через какую-то долю секунды рядом с нами появился человек.
Это был очень грустный рыцарь... Да, да, именно рыцарь!.. И меня очень удивило, что даже в этом, «другом» мире, где он мог «надеть» на себя любую энергетическую «одежду», он всё ещё не расставался со своим суровым рыцарским обличием, в котором он себя всё ещё, видимо, очень хорошо помнил... И я почему-то подумала, что у него должны были на это быть какие-то очень серьёзные причины, если даже через столько лет он не захотел с этим обликом расставаться.
Обычно, когда люди умирают, в первое время после своей смерти их сущности всегда выглядят именно так, как они выглядели в момент своей физической смерти. Видимо, огромнейший шок и дикий страх перед неизвестным достаточно велики, чтобы не добавлять к этому какой-либо ещё дополнительный стресс. Когда же время проходит (обычно через год), сущности старых и пожилых людей понемногу начинают выглядеть молодыми и становятся точно такими же, какими они были в лучшие годы своей юности. Ну, а безвременно умершие малыши резко «взрослеют», как бы «догоняя» свои недожитые годы, и становятся чем-то похожими на свои сущности, какими они были когда вошли в тела этих несчастных, слишком рано погибших, или от какой-то болезни безвременно умерших детей, с той лишь разницей, что некоторые из них чуть «прибавляют» в развитии, если при их коротко прожитых в физическом теле годах им достаточно повезло... И уже намного позже, каждая сущность меняется, в зависимости от того, как она дальше в «новом» мире живёт.
А живущие на ментальном уровне земли высокие сущности, в отличие от всех остальных, даже в состоянии сами себе, по собственному желанию, создавать «лицо» и «одежду», так как, прожив очень долгое время (чем выше развитие сущности, тем реже она повторно воплощается в физическое тело) и достаточно освоившись в том «другом», поначалу незнакомом им мире, они уже сами бывают в состоянии многое творить и создавать.
Почему малышка Стелла выбрала своим другом именно этого взрослого и чем-то глубоко раненого человека, для меня по сей день так и осталось неразгаданной загадкой. Но так как девчушка выглядела абсолютно довольной и счастливой таким «приобретением», то мне оставалось только полностью довериться безошибочной интуиции этой маленькой, лукавой волшебницы...
Как оказалось, его звали Гарольд. Последний раз он жил в своём физическом земном теле более тысячи лет назад и видимо обладал очень высокой сущностью, но я сердцем чувствовала, что воспоминания о промежутке его жизни в этом, последнем, воплощении были чем-то очень для него болезненными, так как именно оттуда Гарольд вынес эту глубокую и скорбную, столько лет его сопровождающую печаль...
– Вот! Он очень хороший и ты с ним тоже подружишься! – счастливо произнесла Стелла, не обращая внимания, что её новый друг тоже находится здесь и прекрасно нас слышит.
Ей, наверняка, не казалось, что говорить о нём в его же присутствии может быть не очень-то правильно... Она просто-напросто была очень счастлива, что наконец-то у неё появился друг, и этим счастьем со мной открыто и с удовольствием делилась.

История жизни
Ее называли Женщиной Революции.
«Стройная, высокая, в скромном сером костюме английского покроя, в светлой блузке с галстуком, повязанным по-мужски, – так живописал ее поэт Всеволод Рождественский. – Плотные темноволосые косы тугим венчиком лежали вокруг ее головы. В правильных, словно точеных, чертах ее лица было что-то нерусское и надменно-холодноватое, а в глазах острое и чуть насмешливое».
Среди огромного количества воспоминаний о Ларисе Рейснер нет ни одного, в котором не упоминалось бы о ее красоте. Сын писателя Леонида Андреева, Вадим, восхищался:
«Когда она проходила по улицам, казалось, что она несет свою красоту, как факел... Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий – статистика, точно мной установленная, – врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе...»
«Она была красива тяжелой и эффектной германской красотой», – признавала жена поэта Надежда Мандельштам.
«Вокруг Ларисы всегда ходили легенды, – пишет Лариса Васильева. – Вот и германская красота не случайно возникла – вроде бы предки ее были рейнские бароны... Говорили также, что род главы семьи Рейснеров взял свое начало от крестоносцев. Противники этой семьи уверяли, что предок хозяина дома крещеный еврей».
Как бы то ни было, мать Ларисы, Екатерина Александровна, урожденная Хитрово, находилась в родстве с Храповицкими и Сухомлиновыми. Революционно настроенный отец, Михаил Андреевич, читал лекции для рабочих, а в 1915-1916 годах вместе с дочерью выпустил несколько номеров литературного журнала.
«Рейснеры издавали в Санкт-Петербурге, – читаем в дневнике Александра Блока, – журнальчик «Рудин», так называемый «пораженческий» в полном смысле, до тошноты плюющийся злобой и грязный, но острый. Мамаша писала под псевдонимами рассказы, пропахнувшие «меблирашками». Профессор («Барон») писал всякие политические сатиры, Ларисса (так у Блока. – Авт.) – стихи и статейки...»
«Через всю советскую культуру – литературу, живопись, драматургию, кино – на протяжении семидесяти лет проходит образ женщины-революционерки в кожанке, с револьвером в руке или с рукою, опущенной в карман кожанки… Она ведет революционных матросов в бой. Она стоит на капитанском мостике во время страшной баталии, не уступая, а порой и превосходя силой духа и выносливостью самых крепких мужчин.
Образ, хоть и вобрал в себя разных женщин, прежде всего, списывался с Ларисы Михайловны Рейснер. Начало этому положил Всеволод Вишневский своей «Оптимистической трагедией», где вывел Ларису как женщину-комиссара, ибо был на корабле, команду которого своими речами вдохновляла Рейснер.
В жизни, однако, все выглядело иначе. Ни один документ, ни с одной стороны не подтверждает того факта, что Лариса Рейснер распоряжалась действиями крейсера «Аврора» в ту октябрьскую ночь… На крейсер не поднималась, но к нему подходила, возглавляющая делегацию, посланную Городской думой Петрограда, – графиня Панина... Что же касается Ларисы Рейснер, то она появилась на революционной сцене России несколько позднее...» (Л. Васильева).
…Еще до революции близкие отношения связывали Рейснер с Николаем Гумилевым.
Однажды она дерзнула показать свои стихи известному поэту. Оба любили путешествия и экзотику, им было о чем говорить и спорить. Завязался роман. Гумилев посвящал Ларисе канцоны и называл ее Лери, она его поэтично, на персидский манер – Гафиз. Его брак с Анной Ахматовой в ту пору уже исчерпал себя…
Когда Гумилев отправился в действующую армию, Лариса посылала ему нежные письма:
«…кончается год. Мой первый год, не похожий на все прежние. Милый Гафиз, как хорошо жить. Это, собственно, главное, что я хотела Вам написать». Гумилев отвечал: «Милая Лери, я написал Вам сумасшедшее письмо, это оттого, что я Вас люблю…»
В феврале 1917-го Гумилев приехал в отпуск.
«Знаменитая красавица Лариса Рейснер, – уточняет Андрей Петров, – любила Гумилева так, что даже соглашалась приходить на свидания в бордель на Гороховой. И когда его в двадцать первом расстреляли, она – уже вполне благополучная советская матрона, жена посла в Кабуле, – как баба рыдала над полученным из Петрограда известием, оплакивая «мерзавца и урода».
Эта цитата нуждается в уточнении. Потрясенная вестью о расстреле Н. Гумилева, Лариса писала матери:
«…никого не любила с такой болью, с таким желанием за него умереть, как его, поэта Гафиза… урода и мерзавца…».
Позднее Лариса Михайловна с уверенностью повторяла, что, будь она в Москве в те дни, смогла бы остановить казнь поэта.
Как раз после разрыва с Гумилевым в 1917-м она связала свою судьбу с революционерами, став не только женой, но и адъютантом Раскольникова, тогда командующего Волжско-Каспийской флотилией, в дальнейшем – видного военного и политического деятеля, дипломата, члена Союза советских писателей. Он же поначалу был влюблен в Александру Коллонтай. Но устранился, когда та обратила внимание на Павла Дыбенко.
Николай Кузьмин в своем историческом романе «Сумерки» придерживается того мнения, что Рейснер на известной почве вообще свихнулась «и стала настоящей психопаткой: она сумела забраться даже в поезд Троцкого и прокатиться с ним на Восточный фронт. Из-под одеяла «красного главкома» Рейснер нырнула в постель балтийского мичмана Раскольникова. Революционная матросня, ни дня не воевавшая и лишь отъедавшаяся на своих линкорах, сейчас в большом спросе у начальственных эротоманок».
Подтверждает версию романа Льва Троцкого с Ларисой и сборник «Энциклопедия тайн и сенсаций: Тайны государственных переворотов и революций». Вот что там сказано:
«Библейский темперамент толкал его в объятия женщин артистических, авантюрных и странных. Роман с Ларисой Рейснер закрутился в самый разгар гражданской войны. В ходе боев под Казанью туда прибыла Волжская флотилия. На капитанском мостике стояла в реквизированном бальном платье «валькирия революции» – жена и адъютант командующего Федора Раскольникова.
Лариса слыла женщиной лихой даже по тем временам. Красавица аристократка, слегка поэтесса, немного актриса… Говорили, что она принимала любовников в постели последней императрицы и обчистила дворцовый гардероб... Утомясь в боях, она принимала в захваченных поместьях ванны из шампанского и писала родственникам письма – приглашала погостить».
Рейснер была достойной подругой революционера и «умела превратить в подвиг любую безнравственность», как весьма точно выразилась о ней Л. Васильева.
«Поэт Осип Мандельштам рассказывал своей жене, как Лариса устроила у себя вечеринку исключительно дабы облегчить чекистам арест тех, кого она пригласила в гости».
Вот как описывала Лариса Михайловна свое посещение Зимнего дворца в первые часы после Октябрьского переворота:
«Там, где жили цари последние пятьдесят лет, очень тяжело и неприятно оставаться. Какие-то безвкусные акварели, Бог знает кем и как написанные, мебель модного стиля «модерн»… Какие буфеты, письменные столы, гардеробы! Боже мой! Вкус биржевого маклера «из пяти приличных комнат» с мягкой мебелью и альбомом родительских карточек.
Очень хочется собрать весь этот пошлый человеческий хлам, засунуть его в царственный камин и пожечь все вместе во славу красоты и искусства добрым старым флорентийским канделябром».
Сама она жила вполне «по-царски» в то время, когда люди голодали, и при этом откровенно говорила:
«Мы строим новое государство. Мы нужны людям. Наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти».
Поэт В. Рождественский рассказывал, как посетил «прекрасную комиссаршу» вместе с друзьями Михаилом Кузминым и Осипом Мандельштамом:
«Лариса жила тогда в Адмиралтействе. Дежурный моряк повел по темным, гулким и строгим коридорам. Перед дверью в личные апартаменты Ларисы робость и неловкость овладели нами, до того церемониально было доложено о нашем прибытии. Лариса ожидала нас в небольшой комнатке, сверху донизу затянутой экзотическими тканями... На широкой и низкой тахте в изобилии валялись английские книги, соседствуя с толстенным древнегреческим словарем. На низком восточном столике сверкали и искрились хрустальные грани бесчисленных флакончиков с духами и какие-то медные, натертые до блеска, сосуды и ящички... Лариса одета была в подобие халата, прошитого тяжелыми нитями...»
В 1923-м она внезапно рассталась с Федором Раскольниковым. Он переживал, писал ей письма, умоляя вернуться.
«…Кто был бы тебе так безгранично предан, кто так бешено любил бы тебя на седьмом году брака, кто был бы тебе идеальным мужем?»
Но все напрасно: Лариса Михайловна была уже связана с другим. Ее выбор вызвал всеобщий шок: низкорослый лысый очкарик Карл Радек со своей явно неромантической внешностью выглядел особенно карикатурно рядом со стройной красавицей…
Какими-то нитями была связана Лариса Рейснер и с Блоком – нежно обожала его. И даже, надеясь на свои женские чары, пыталась обратить его в революционную веру.
«Из Москвы приехала Лариса Рейснер, жена известного Раскольникова, – вспоминала тетушка поэта, М. А. Бекетова. – Она явилась со специальной целью завербовать Ал. Ал. в члены партии коммунистов и, что называется, его охаживала. Устраивались прогулки верхом, катанье на автомобиле, интересные вечера с угощеньем коньяком и т. д. Ал. Ал. охотно ездил верхом и вообще не без удовольствия проводил время с Ларисой Рейснер, так как она молодая, красивая и интересная женщина, но в партию завербовать ей его все-таки не удалось, и он остался тем, чем был до знакомства с ней...»
«Поклоняясь его поэзии, Лариса в душе надеялась на некое чудо превращения в великую поэтессу, – считает Л. Васильева. – Это была ее тайная и давняя мечта. Мешала Ахматова – она царила безраздельно. Быть в тени Лариса не умела. Любя поэтический мир, не став в нем первой, она медленно отходила от поэзии к прозе, от прозы – к очерку».
Заразившись брюшным тифом после беспечного глотка сырого молока, она ушла из жизни тридцатилетней, не дожив до решающего для многих 1937-го.
«Зачем было умирать Ларисе, великолепному, редкому, отборному человеческому экземпляру?» – удивлялся журналист Михаил Кольцов.
Как сложилась бы ее жизнь, доживи она до 1937 года?
Об этом можно только гадать…

7 октября 2012, 14:45

Женщина-комиссар из "Оптимистической трагедии" Всеволода Вишневского – это Лариса Рейснер. Она родилась 1 мая 1895 года в Люблине (Польша) в семье профессора права Михаила Рейснера.
Род Рейснеров якобы шел от крестоносцев - рейнских баронов. Другие уверяли, что предок М.А. Рейснера - крещеный еврей. Лариса Рейснер росла очень умной девушкой: что ни слово - нож, что ни фраза - афоризм. Почти всегда не оригинальный, но зато красивый и меткий. Гимназию она закончила золотой медалью. Училась в Психоневрологическом институте и одновременно была вольнослушательницей в университете - единственная женщина среди мужчин. Причем умела держаться так, что никто из студентов не мог позволить себе ни одного нескромного взгляда. Там же в университете преподавал и отец Ларисы, профессор Рейснер, личность весьма примечательная. Известно его сочинение на соискание степени доктора философии "Трактат о Божественном происхождении царской власти". Историки еще долго будут спорить - то ли убежденный революционер, то ли шпион и предатель. А мать Ларисы, Екатерина Александровна, урожденная Хитрово, была женщина очень элегантная, талантливая и благородная. Hаверное от нее и получила Лариса фанатичную любовь к изящной словесности... Екатерина Александровна находилась в родстве с Храповицкими и военным министром генералом Сухомлиновым. Жили Рейснеры на Петербургской стороне по Большой Зелениной. Революционно настроенный глава семейства читал, имевшие успех, лекции для рабочих. Дом герцога H. H. Лейхтенбергского на Большой Зелениной улице, где жила семья Рейснеров в 1907–1918 годах. Петербург В годы Первой мировой войны она вместе с отцом основала журнал «Рудин» (взяв в качестве названия фамилию известного тургеневского персонажа, борца за справедливость). Журнал был заявлен как издание, призванное «клеймить бичом сатиры и памфлета все безобразие русской жизни, где бы оно не находилось». Девушка проявила себя прекрасным организатором: искала средства на журнал, закупала бумагу, договаривалась с типографами, вела переговоры с цензурой. Издание просуществовало недолго, но стало школой публичной деятельности для Ларисы. Авторы воспоминаний о Ларисе Рейснер единодушно отмечали ее красоту. В.Л. Андреев (сын писателя Леонида Андреева), друг юности Ларисы, вспоминал: "Не было ни одного мужчины, который бы прошел мимо, не заметив ее, и каждый третий - статистика, точно мною установленная,- врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе". Писатель Ю.Н.Либединский тоже описал "необычайную красоту ее, необычайную потому, что в ней начисто отсутствовала какая бы то ни было анемичность, изнеженность, - это была не то античная богиня, не то валькирия скандинавских саг..." «Стройная, высокая, в скромном сером костюме английского покроя, в светлой блузке с галстуком, повязанным по-мужски, – так живописал ее поэт Всеволод Рождественский. – Плотные темноволосые косы тугим венчиком лежали вокруг ее головы. В правильных, словно точеных, чертах ее лица было что-то нерусское и надменно-холодноватое, а в глазах острое и чуть насмешливое». Она сочиняла стихи. Мечтала стать поэтессой. "Была барышня Лариса Рейснер. За барышней ухаживали, над стихами смеялись", вспоминал Георгий Иванов. "Апрельское тепло не смея расточать, Изможденный день идет на убыль, А на стене все так же мертвый Врубель, Ломает ужаса застывшую печать..." В известном литературном клубе "Приют комедиантов" Лариса встретила Николая Гумилева. В тот день Рейснер читала в "Приюте" свои стихи. Гумилев сидел молча, слушал, потом подошел и попросил разрешения проводить. Прелесть легкой, ни к чему не обязывающей интрижки, вкус победы, которую он уже предвкушал, соблазнили его. Вердикт был вынесен и обжалованию не подлежал: "Красивая девушка, но совершенно бездарная". Однако роман Ларисы и Николая, несмотря на пылкую взаимность, оказался скоротечным – вскоре выяснилось, что параллельно с Рейснер у поэта были любовные отношения с красавицей Анной Энгельгардт, на которой он и женился в 1918 г. Такое предательство возлюбленного вызвало у Рейснер бурю ненависти. Как-то она призналась Ахматовой: "Я так его любила, что пошла бы куда угодно". «Знаменитая красавица Лариса Рейснер, – уточняет Андрей Петров, – любила Гумилева так, что даже соглашалась приходить на свидания в бордель на Гороховой. И когда его в двадцать первом расстреляли, она – уже вполне благополучная советская матрона, жена посла в Кабуле, – как баба рыдала над полученным из Петрограда известием, оплакивая «мерзавца и урода». И Февральскую революцию, и большевистский переворот семья Рейснер приняла восторженно. Как раз после разрыва с Гумилевым в 1917-м она связала свою судьбу с революционерами, став не только женой, но и адъютантом Раскольникова, тогда командующего Волжско-Каспийской флотилией, в дальнейшем – видного военного и политического деятеля, дипломата, члена Союза советских писателей. Он же поначалу был влюблен в Александру Коллонтай. Но устранился, когда та обратила внимание на Павла Дыбенко. Николай Кузьмин в своем историческом романе «Сумерки» придерживается того мнения, что Рейснер на известной почве вообще свихнулась «и стала настоящей психопаткой: она сумела забраться даже в поезд Троцкого и прокатиться с ним на Восточный фронт. Из-под одеяла «красного главкома» Рейснер нырнула в постель балтийского мичмана Раскольникова. Революционная матросня, ни дня не воевавшая и лишь отъедавшаяся на своих линкорах, сейчас в большом спросе у начальственных эротоманок». Подтверждает версию романа Льва Троцкого с Ларисой и сборник «Энциклопедия тайн и сенсаций: Тайны государственных переворотов и революций». Вот что там сказано: «Библейский темперамент толкал его в объятия женщин артистических, авантюрных и странных. Роман с Ларисой Рейснер закрутился в самый разгар гражданской войны. В ходе боев под Казанью туда прибыла Волжская флотилия. На капитанском мостике стояла в реквизированном бальном платье «валькирия революции» – жена и адъютант командующего Федора Раскольникова. На пути следования флотилии - множество "ничьих" помещичьих имений. Лариса облачается в роскошные наряды, ее гардероб огромен, на ее руке огромный алмаз - память работе в комиссии по учету и охране сокровищ Эрмитажа и других музеев. Утомясь в боях, она принимала в захваченных поместьях ванны из шампанского и писала родственникам письма – приглашала погостить». Вот парадокс: теперь она гораздо больше прежнего любит роскошь. Плавает на бывшей царской яхте, по - хозяйски располагаясь в покоях императрицы. Узнав из рассказов команды, что императрица однажды начертала алмазом свое имя на оконном стекле кают-компании, тотчас же чертит алмазом - тем же самым - свое имя. Она вместе с Федором Раскольниковым, своим мужем, командующим морскими силами Республики, - живет в Адмиралтействе, где оборудовала себе удивительный будуар в восточном стиле (пригодились трофеи военного похода). Стены будуара плотно обтянуты экзотическими тканями, во всех углах поблескивают бронзовые медные Будды, восточные тарелки, изысканные статуэтки. В этом будуаре Лариса принимает гостей – в роскошном халате, прошитом золотыми нитями. Зимой голодного 1920 года, когда на улицах от голода умирают люди, она устраивает в Адмиралтействе приемы, куда приглашает своих старых знакомых. Давно отвыкшие от подобной роскоши и блеска, гости неловко топчутся на сверкающем паркете и боятся протянуть руки за изысканным угощением – душистым чаем и бутербродами с икрой. Одну из вечеринок она устроила затем, чтобы облегчить чекистам арест приглашенных к ней гостей. А на балу-маскараде в Доме искусств она появляется в уникальном платье работы художника Бакста, которое было подлинной театральной драгоценностью. Как ей удалось получить это раритетное платье – и по сей день загадка. В личном распоряжении Ларисы Михайловны был "огромный коричневый автомобиль Морского штаба". В конце все того же 1920 года Л.М.Рейснер переезжает в Mоскву. Осип Мандельштам, несколько раз навещавший "мятежную чету" в их новой квартире рассказывал, что Раскольников с Ларисой жили в голодной Москве по настоящему роскошно – особняк, слуги, великолепно сервированный стол. Этим они отличались от большевиков старого поколения, долго сохранявших скромные привычки. Своему образу жизни Лариса с мужем нашли соответствующее оправдание: "мы строим новое государство, мы нужны, наша деятельность – созидательная, а поэтому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти". В 1921 г. Лариса отправилась вместе с мужем в Афганистан. Федора назначили полномочным представителем РСФСР в этой стране. И в этом же году погиб Николай Гумилв, расстрелянный палачами, представляющими ту власть, за которую она была готова отдать жизнь… Это назначение для бывшего командующего Балтийским флотом фактически явилось политической ссылкой за ошибки и просчеты, приведшие по мнению партийного руководства страны, к Кронштадскому мятежу. В Кабуле Федору Раскольникову пришлось приложить значительные усилия для того, чтобы нейтрализовать происки английской дипломатии. В этом большую помощь ему оказала Лариса Рейснер. В силу восточной специфики, не имея возможности непосредственно воздействовать на ход дипломатических переговоров, она на правах жены посла познакомилась с любимой женой эмира Аманнулы-хана и его матерью и завязала с ними тесные дружеские отношения.
Лариса Рейснер (вторая слева) и сотрудники российского посольства на афганском Празднике независимости. 1922 Поскольку обе эти женщины играли важную роль в жизни Кабульского двора, то через них она смогла не только получать ценную информацию о придворных интригах, но и влиять на политическую обстановку в Кабуле.
Лариса Рейснер (вторая слева) с французским послом и его женой (справа от нее). Однако по мере того, как отношения между двумя соседними странами налаживались, и жизнь советской дипломатической миссии в Кабуле все более и более приобретала рутинный характер, в семье Раскольниковых стал назревать кризис. Два незаурядных энергичных человека, Федор Раскольников и Лариса Рейснер, не могли существовать в условиях размеренного быта и покоя. Как только исчезло ощущение новизны в восприятии восточной экзотики, и ослаб накал дипломатических баталий, ими овладела скука и тоска по родине, где по-прежнему шел "последний и решительный бой".
Лариса Рейснер и Федор Раскольников, каждый по отдельности, обращаются к Льву Троцкому, ведавшему Наркомотделом с просьбой об отзыве из Афганистана. В отличие от лаконичных писем Раскольникова, заканчивающихся неизменным коммунистическим приветом, письма Ларисы - предмет литературной прозы в миниатюре. Из письма Л.М. Рейснер Л.Д. Троцкому от 24 июля 1922 года: "Устала я от юга, от всегда почти безоблачного неба, от природы, к которой Восток не считает нужным ничего прибавить от себя, от сытости, красоты и вообще всего немого. Все-таки лучшие годы уходят – их тоже бывает жалко, особенно по вечерам, когда в сумерки муллы во всех ближайших деревнях с визгливой самоуверенностью начинают призывать господа Бога". В конце концов, терпение у Ларисы Рейснер иссякло, и она весной 1923 года, в буквальном смысле этого слова, сбежала в Россию с твердым намерением "выцарапать всеми силами из песков" своего мужа. Раскольников остался в Кабуле, надеясь в скором времени вновь встретиться с женой. Но судьба распорядилась иначе. Вместо ожидаемого приказа Наркомотдела об отзыве из Афганистана он неожиданно получил письмо от Ларисы с предложением развода. Так закончилась семейная жизнь этой "мятежной четы". После своего возвращения из Афганистана Лариса навестила всех своих знакомых, в том числе и тех, кто был близок к литературным кругам, оттолкнувшим ее в свое время.
С 1923 года резко изменился стиль очерков Ларисы Рейснер. Многие знали, что за этим стоит Карл Радек (Зобельсон), член Политбюро ЦК ВКП (б), остроумный и циничный публицист, сочинитель анекдотов, не красавец. Раскольников не дал Ларисе развода, однако разве это могло остановить "валькирию революции"? Радек и Райснер начали жить вместе. Наконец, был получен и развод. С Радеком осенью 1923 года Лариса ездила Германию и стала свидетелем подъема и разгрома революции. Книга ее очерков об этой поездке "Гамбург на баррикадах" была издана 1924 году. В следующем году выходят в свет книги очерков "Афганистан". Лариса с братом Игорем. Висбаден. 1925 В феврале 1926 года Лариса Михайловна Рейснер умерла от брюшного тифа. В Кремлевской больнице, где она умирала, при ней дежурила ее мать, покончившая самоубийством сразу же после смерти дочери. Поэт Варлам Шаламов оставил такие воспоминания: "Молодая женщина, надежда литературы, красавица, героиня Гражданской войны, тридцати лет от роду умерла от брюшного тифа. Бред какой-то. Никто не верил. Но Рейснер умерла. Я видел ее несколько раз в редакциях журналов, на улицах, на литературных диспутах она не бывала...
Гроб стоял в доме печати на Никитском бульваре. Двор был весь забит народом - военными, дипломатами, писателями. Вынесли гроб, и в последний раз мелькнули каштановые волосы, кольцами уложенные вокруг головы. За гробом вели под руки Карла Радека..." Похоронили Л.М.Рейснер на "площадке коммунаров" на Ваганьковском кладбище. В одном из некрологов было сказано: "Ей нужно было бы помереть где-нибудь в степи, в море, в горах, с крепко стиснутой винтовкой или маузером". Нетрудно предположить, что если бы Лариса Рейснер дожила до репрессий 30-х годов XX века, она вряд ли бы осталась жива, будучи сторонницей Троцкого и имея в прошлом таких мужей как Раскольников и Радек.